Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман
Через пару дней мы с Элькой обменялись впечатлениями. Они совпали – длинно и скучно.
– А мотив ты придумала, с платком, то есть? – спросила Элька.
– Нет. Да это, мне кажется, невозможно.
– Вот и мне тоже так кажется. А вот мальчишки, наверняка, что-нибудь придумают. Как ни крути, но надо признать – в чем-чем, а в этой, как ее… на «к» начинается…
– В креативности, что ли? – предположила я.
– Вот-вот, именно в креативности они нас и превосходят. И тут уж ничего не поделаешь. Жаль, конечно, что мы не такие креативные. Зато… – тут Элька сделала паузу. – Зато… симпатичные!
– А вот я в этом совсем не уверена.
– В чем ты не уверена, в нашей симпатичности?
– Да нет, в их креативности.
– Сама увидишь. Когда мы снова соберемся, каждый выложит по варианту, а то и больше. Точно тебе говорю…
– Ну, посмотрим… – оборвала ее я, невольно чувствуя обиду за весь некреативный женский пол.
***
Когда мы собрались на втором собрании театра «Нечайка», то с некоторой грустью заметили, что наши ряды заметно поредели. То есть, девочек осталось столько же, а вот мальчишек – всего ничего. Человек шесть. Видимо, они решили, что не стоит тратить время по пустякам, да и пьеса их не воодушевила.
Мы не сомневались, что сначала АМ и, может, кто-нибудь из парней изложат нам свой режиссерский замысел, а потом начнется самое для нас, девчонок, интересное – распределение ролей.
– Ну-с, – откашлявшись, начал АМ: – Кто-нибудь придумал какой-нибудь мотив, чтобы нам было не стыдно показать эту историю современным зрителям? Хотя бы – вашим же родителям? Смелее поднимайте руки.
Все молчали и только отводили глаза, как всегда ведут себя школьники, не выучившие урок, чтобы не столкнуться взглядом с учителем и не быть вызванными к доске.
– Ага, далее молчание, как сказал бы Гамлет, – усмехнулся АМ. – Впрочем, я так и думал. Но вы не смущайтесь. Уж больно трудную задачу мы перед вами поставили.
– Да, АМ, – сказал КА, – похоже, придется вам одному за всех отдуваться. – А вы внимательно слушайте. И восхищайтесь. Потому что задумка АМ, как я уже говорил, поистине гениальна!
Я снова почувствовала укол гордости за АМ, а он уже начал говорить:
– Давайте, ребята, я не буду вам рассказывать. А задам наводящие вопросы, и скоро вы сами обо всем догадаетесь. Вот скажите, зачем Шекспиру понадобился Отелло – человек, ничем не похожий ни на остальных актеров, ни на зрителей?
– Очень просто, – немедленно откликнулся кто-то. – Для увеселения публики. Публика-то в те времена была непритязательная. Верно?
– Как, впрочем, и сейчас, – улыбнулся КА.
– Да, именно. А невзыскательной публике что нужно? Показать какую-нибудь диковинку, чтобы была на других не похожа. Вот мавр идеально для этого подходил. Тут все белые, а он будет черный, станет скалить зубы и сверкать ими, бешено вращать глазами, рычать – тут, глядишь, пол спектакля и прошло. И всем интересно. Ну, как в зоопарке – все часами смотрят, как обезьяна жрет за бананом банан. И ей вкусно, и зрители довольны. Верно ведь?
– Ну, это вы, батенька, загнули! Вы что – расист? – улыбнулся АМ. – Сравнить Отелло с обезьяной. Это, знаете ли…
– Никакой я не расист, – выступавший даже покраснел от возмущения. – А даже если и так? Ведь тогда все были расистами. И Шекспир тоже. Ровней себе они этого мавра считать не могли. Должны были его презирать, брезговать им, и уж точно относиться враждебно.
– А вот это, пожалуй, теплее.
– А, может, как раз наоборот? – выкрикнул кто-то. – И Шекспир хотел показать, что даже мавр – прежде всего человек? И он может оказаться намного лучше, добрее всех этих цивилизованных венецианцев.
– Возможно, добрый Шекспир и ставил перед собой подобную задачу, – задумчиво произнес КА. – Но нам-то сегодня это уже малоинтересно. Одобряю, мой друг, ваш гуманистический посыл, но здесь важнее слово, которое уже было произнесено – враждебность. Отелло наверняка чувствовал себя среди чужих очень неуютно. И должен был очень остро переживать эту враждебность и свое одиночество. Даже и среди тех, кто относился к нему хорошо. Он не мог верить в их добрые чувства. Он подозревал, что даже Кассио ведет себя так исключительно из карьерных соображений. То есть, он не сомневался, что даже те, кто его хвалит, на самом деле смеются над ним у него за спиной.
– Ага, и он стал параноиком? – воскликнул кто-то.
– Именно что параноиком. Как и любой из нас, окажись мы в похожей ситуации. Но, кстати, вы же помните эту шутку – даже если вы параноик, это не значит, что за вами не следят? Вот и за ним, конечно, следили. И как следили! Только и ждали, чтобы он допустил какую-нибудь промашку. Не только Яго ждал, но и все остальные. В общем, он чувствовал себя не просто одиноким, но и загнанным. И тут ему выпала неслыханная удача. Нашлась бо-о-ольшая оригиналка, которая его «за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». Словом, он нашел (или думал, что нашел) единственного настоящего друга.
– Прямо как Чебурашка – крокодила Гену, – сказал кто-то, вызвав общий смех.
– Да! Точно Чебурашка! Но тут, ребята, возникает еще одна проблема. Вы ведь знаете, что китайцы нам кажутся все на одно лицо.
– Ну да, а мы им тоже одинаковыми кажемся. Ну и что?
– Как это что? Представьте себе, что среди враждебной толпы есть только один человек, который относится к вам хорошо, даже любит вас, и вы хотели бы быть с ним рядом. Но как вам его найти? Ведь этот человек неотличим для вас в окружении себе подобных. Понимаете?
– Постойте, постойте! – воскликнул тут Лешка Круглов. – То есть, вы хотите сказать, что платок… Платок – это особый знак на одном единственном, который в остальном ничем не отличается от врагов? И, выходит, без платка Отелло его даже найти не может? О, это круто! – Лешка даже захлопал в ладоши от полноты чувств.
– Молодец, Леша! – одобрительно улыбнулся АМ. Вслед за Кругловым мы тоже все поняли и восхищенно заахали, поражаясь простоте и точности идеи, которая нам и в голову не приходила. И стали наперебой крутить ее так и этак, открывая все новые возможности этой версии.
***
– Вот, «доперли», наконец, – облегченно выдохнул АМ, пытаясь навести хотя бы относительный порядок в зале. – Вот и я тоже, когда «допер», пришел в аналогичный восторг. И даже сказал себе: «Ай да Амбруаз! Ай да сукин сын!» Вот в этом-то и смысл драмы, понятной любому из нас. Это вызывает в нашей душе немедленный и безотказный отклик. И вот именно это мы попытаемся донести до зрителей в нашем спектакле. Если, конечно, получится.
Я представила себя на месте Отелло, его абсолютное одиночество, и меня внезапно охватила такая тоска и такая к нему жалость, что я невольно поежилась.
Между тем, будущие актеры театра «Нечайка» подхватили режиссерскую идею и продолжали вовсю ее развивать:
– А Дездемона никак не может понять, что за трагедия! Почему Отелло впадает в неистовство, если она просто не надела свой платок, а то и того хуже – потеряла или подарила кому-нибудь.
– Получается, что он, как слепой щенок, будет тыкаться и ластиться ко всякому, у кого в руках увидит этот платок.
– Да, именно так, – подтвердил АМ. – Только носовой платок, фигурировавший у Шекспира, мы для удобства современных зрителей заменим на шейный. Все-таки, согласитесь, в наше время дарить шейный платок или даже легкий газовый шарфик куда уместнее, чем носовой. Даже если он сшит из тончайшего батиста.
– Конечно, шейный! Так гораздо лучше, – согласились мы. – И Отелло без платка не может отличить Яго от Дездемоны!
– Еще хуже! Если Яго этот платок наденет, то превратится для него в Дездемону.
– А еще!..
– А еще!…
Мы продолжали выкрикивать приходящие нам в голову идеи, пока не раздался чей-то отрезвляющий голос:
– А как же мы сможем все это сыграть? Получается, что это совсем не шекспировский Отелло. И сам текст пьесы не просто лишний, а только мешает, отвлекает от главного – от самой идеи.
– Вот над этим-то вопросом мы с КА и бились несколько дней. И кое-что надумали. А то, что не додумали, надеемся, решим с вашей, братцы, помощью. Вот сейчас КА вам расскажет, что мы накумекали.
***
– Значит, так, – начал КА, обведя весь притихший зал внимательным взглядом. – Текст мы, можно сказать, радикально переработали. Большую часть просто выбросили. Кое-что, совсем чуть-чуть – добавили от себя. Так что, в общем, от Шекспира мало что осталось, кроме персонажей. Словом, наш спектакль будет в лучшем случае «по мотивам» пьесы. Но сначала немного о сценическом решении. Я знаю, многие из вас ждут распределения ролей. Это для актеров всегда самое главное и, как говорят на театре, «волнительное» мгновение. Но вынужден вас разочаровать. Потому что никакого распределения не будет. Все будут играть всех. Удивлены? Но вы уже из самой идеи должны были о многом догадаться. Вот представьте: спектакль начинается. На сцене протянута, скажем, обычная бельевая веревка. И на ней, держась на прищепках, висят разные части одежды, аксессуары, принадлежащие различным персонажам. А, может, и просто таблички с именами – ну, там, Яго, Дездемона, венецианский дож, Кассио и прочее. Конечно, главный или даже единственный (мы пока еще не решили) аксессуар – платок. А потом на сцену выходят актеры, все, но только совершенно неотличимые друг от друга.
